Предварительные тезисы к выступлению в Тверском философском клубе 30.03.21
Версия 0.7, 29.03.21
(Слайды здесь: https://www.otstavnov.com/wp-content/uploads/2021/03/Отставнов-Рефлексия-30.03.21.pdf, но весь материал из слайдов включен в нижепредставленный текст.)
Если принять одно из школьных членений новоевропейской философии с выделением рационализма, эмпиризма и сенсуализма как основных ветвей (а оно меня в настоящих целях вполне устраивает), то без «рефлексии» обошелся лишь сенсуализм в самых экстремальных своих вариантах, причем отрицание места «рефлексии» — это тоже позиция по отношению к теме «рефлексия».
Я пока не вижу единой «классической» позиции, с которой можно было бы дискутировать, а вижу веер разнообразных и в разной степени артикулированных представлений о рефлексии, растянутых как диахронически, так и синхронически. Возможно, нам удастся в полемических и игровых целях простроить такую позицию в ходе диспута или, по крайней мере, начать такую работу.
Не для всех направлений и мыслителей рефлексия значима, и в качестве курьеза упомяну тот факт, что редакторы ни одной из трех современных англоязычных авторитетных философских энциклопедий (Гейловской, Раутледжевской и Стэнфордской) этот термин в словники не включили, несмотря, что английский был первым новым языком, в котором этот термин получил распространение.
Так что я буду говорить о двух вещах: о месте наших (системодеятельностных) представлений на интеллектуальном ландшафте философии нового времени (ее следует положить в блоке рационализма как один из наиболее радикальных его вариантов; а более конкретно — на линии, условно обозначаемой именами Лейбница—Фихте—Маркса и, далее, «постмарксизмом») и о содержании этих представлений и их приложении. Рефлексия нами берется как один из пяти основных интеллектуальных процессов (процессов МД), постулируемых как вполне объективные.
1
1. В качестве исходной и центральной точки для судьбы «рефлексии» удобнее всего взять представления, сложившиеся в круге английских (и возможно, голландских) просветителей на рубеже XVII—XVIII в., лучше всего представленных в «Опыте о человеческом разумении» (1690) Дж. Локка.
Как и у всякой новой мысли, у нее нашлись последователи не только в будущем, но и в прошлом, и я с удовольствием читаю в «НФЭ», как А. П. Огурцов находит проблему рефлексии у Сократа, и удивляюсь, почему эта ретроспективная линия не дотянута им до известной дельфийской максимы. Но я ограничусь тремя источниками и тремя составными частями, которые мы можем усмотреть в конструкции, предложенной Локком, без особых исторических натяжек и смещений.
1.1 Почему Локк, а не Р. Декарт? Собственно, Декарт упоминается в ряду других основоположников науки, но именно как методолог и идеолог науки как таковой, а не потому, что его метод постфактум может характеризоваться как рефлективный. Дело в том, что для него, как и для других основоположников науки идеальный объект, который кладется для построяемой науки, четко отделяется от метода, от «органона», от нормативного знания. Даже когда он, в числе прочих, проектирует психологию (как учение о страстях, или аффектах) и упоминает там и разум и идеи, ему в голову не приходит рассмотреть в единой конструкции с ними то, что он принимает как часть метода; рефлексы он там видит, а не рефлексию. Локк же делает именно это: один раз у него ум нормативен, а другой раз кладется как объект. (В скобках и на полях замечу, что мы в методологии рассматриваем само это действие как рефлективное, как один из видов рефлективного перехода из чистого мышления в чистое мышление же). Итак, научность, ход на построение идеальных объектов — это первый источник английского сенсуализма.
1.2 Каков этот объект? Я его в общих чертах схематизировал, и он очень сложен, гораздо сложнее тех идеализаций, с которым работало, допустим, классическое естествознание. В пространство «ума» он помещает, по крайней мере: 1) идеи, 2) формирующие их ощущения, 3) также формирующую их рефлексию (совместно это — опыт), 4) связывающее ощущения и рефлексию сознание («сознание», кстати, тоже придумали английские просветители).
Что же это за «ум»? Трактат Локка называется «Опыт о человеческом разумении», и словом разумение здесь передается англ. understanding, которое, в свою очередь, есть калька с латинского «интеллекта» (intelligere — понимать, intellectus — понимание). Тем не менее, это строго индивидуальный ум, и второй источник — это, конечно, позднесхоластический концептуализм (возводимый — неясно, насколько основательно, — к Абеляру) с его представлениями о том, что идеи содержатся в индивидуальном уме.
1.3 И, наконец, представление о рефлексии берется Локком из другого направления схоластики — умеренного реализма, где уже у Фомы оно было достаточно разработано.
1.4 Конструкция, предлагаемая Локком, таким образом, достаточно эклектична, чтобы не сказать химерична, она сложна, хрупка и, в общем, уязвима: ее критикуют все, кому не лень. При этом, как она защищена от внутренней критики, ведь английские просветители не были пустыми фантазерами?
За счет чего вообще удерживаются сложные конструкции? Иногда за счет хорошо простроенной или прорисованной объемлющей онтологии, как у Фомы, но это не случай Локка, он эклектичен и работает с объектом-изолятом.
Они могут удерживаться также за счет рамок, связанных с какими-то практическими приложениями и, нам мой взгляд, здесь мы имеем дело именно с таким случаем. Для английских просветителей важны рамка морально-политической философии и рамка педагогики (или, у́же, дидактики); обе они остаются важными и для судеб идеи рефлексии на протяжении всей истории философии Нового времени.
1.5 Критикуют Локка с разных сторон. На одном фланге вырисовывается более радикальная французская версия сенсуализма (Кондильяк, де Траси); французы вообще отрицают рефлексию как источник идей или знания. Парадоксальным образом это сочетается у французских просветителей с интересом к социальному бытованию идей, и здесь начинается один из интереснейших сюжетов в истории европейской гуманитарной мысли, находящий свой исход только с появлением в конце XIX в. социологии знания.
1.6 На другом — происходит знаменательный «спор о врожденных идеях», казалось бы, не имеющий прямого отношения к теме рефлексии. Локку возражает Лейбниц, и возражает он ему, удерживая эту педагогическую рамку и соглашаясь с ним: допустим, что идеи содержатся в индивидуальном уме. Он аргументирует, что в этом случае мы вынуждены допустить существование некоторых врожденных идей или, делает он шаг назад, по крайней мере некоторых врожденных предпосылок к идеям (фактически, он возвращается к томистской конструкции, но берет ее как вполне научный объект-изолят). Рефлексию он не трогает. Можно посмотреть его аргументацию в источнике, да хоть бы и в учебнике, и по общему мнению он этот спор выигрывает, и представление о врожденных идеях вновь получает авторитет.
А вот понимается оно по-разному. Некоторые понимают его буквально до наших дней, позднехомскианцы и когнитологи до сих пор ищут субстанцию и грамматики и логики буквально в биологическом материале (и непременно найдут, поскольку такие у них способы рассуждения).
Однако совсем по-другому врожденные идеи поняли в немецкой классической философии. У Канта, например, она разворачивается в проблематику априоризма (безразлично к способу его реализации). Но нам проще идти не через Канта и не через Гегеля, а через Фихте.
1. 7 Фихте подхватывает этот спор и, кажется, готов возражать сенсуалистам примерно так: хорошо, вы умные и в вашем индивидуальном уме есть идеи, но многие ли из них взялись из ощущений и рефлексии над ними, а не из книжек и диспутов? Хорошо, вы умные, и у вас есть рефлексия и сознание, но неужели до того, как они проявились, мама с папой ничего не успели в вас заложить? И он вводит представления о предсуществовании идей по отношению к любому индивидуальному генезу, об особом пространстве этих идей и о филиации этих идей в истории (примерно на таких картинках, как у нас на первом слайде). Рефлексия при этом, во-первых, выступает как вполне объективный процесс (как рефлексия научного, рафинированного знания о себе), а во-вторых, как средство освобождения индивидуума от предрассудков (и, выступая как рационалист против сенсуалистов, он принимает идею философского либерализма, самостояния разума в индивидуальном уме, важную для него не меньше, чем для Локка).
1.8 Но схематизировать удобнее такого — гегельянца по форме, но по онтологическому содержанию — во многом фихтеанца, как Маркс. Для Маркса субъект (индивидуальный или групповой) включен в деятельность (у позднего Маркса — «общественное производство»), и этим определен, ограничен. А кроме того, его ограничивает «общественное сознание», всегда идеологизированное и отражающее интересы и волю особых мест в системе общественного производства — господствующих классов.
Рефлексию при этом можно обсуждать двояко. Во-первых, это самосознание субъекта (не важно, индивидуума, группы или класса), которое также всегда превратно и представляет субъекта себе в ложном свете. Когда марксизм в СССР догматизировали, рефлексия была ругательным словом: «рефлектирующий интеллигент» это тот, кто занят поиском своей особой миссии вместо участия в общем деле, не видя его сути, «Лоханкин».
Но во-вторых, по Марксу, возможна критика общественного сознания с целью раскрыть суть общественного производства, производственных и общественных отношений (Маркс проводит «критику политической экономии» в своем «Капитале», он ведь не идет на завод и в контору смотреть, что там люди делают, а с книжками «буржуазных» экономистов разбирается; марксизм — это «идеализм на гормонах»). И это тоже рефлексия, и это тоже освобождение. За счет чего возможно, по Марксу, преодоление ограниченности общественного сознания и собственной позиции в общественном производстве? — За счет того, что мы принимаем точку зрения угнетенного и прогрессивного класса (важно не ошибиться!).
1.9 Конструкция изящная, спорная, уязвимая; Маркса начинают критиковать еще при жизни, на рубеже XIX—XX столетий критика ширится и становится основательней (Зомбарт, Менгер, М. Вебер), а по мере разворачивания социалистического строительства она становится массовой (поскольку очевидно, какую ерунду мы делаем), и постмарксизм в широком смысле — стремление понять, в чем Маркс ошибся и как его можно преодолеть, чем его можно дополнить — одним из основных направлений философской и гуманитарной мысли.
1.10 Довольно интересные формы он принял в СССР, где по условиям времени мог заявлять о себе только как о творческом марксизме или младомарксизме. Начиная уже с середины 1950-х гг. (Дискуссия о предмете философии, Дискуссия о предмете логики) в Москве заявили о себе две группы: «Группа гносеологов» или «гегельянцев» (Ильенков, Коровиков) и будущий Московский логический кружок (МЛК: Зиновьев, Щедровицкий, Грушин). Это все те люди, который, по позднейшему выражению акад. Степина, «сломали хребет … философской догматике» в нашей стране.
2
2.1 МЛК был недолгим образованием, он быстро распался, и к концу 1950-х готов была выработана первая программа Московского методологического кружка (ММК): программа построения содержательно-генетической логики, как это тогда называлось. Мышление предлагалось исследовать как объективный процесс, протекающий преимущественно на знаках, исследовать эмпирически (в текстах мыслителей, в учебных ситуациях), и основным тезисом стало «исследование мышления как деятельности».
Деятельность не была разработанной категорией или понятием, на ней стояла скорее интуиция, восходящая и к фихтеанско-марксистской линии философии рационализма, и к Гумбольту («язык как деятельность», язык, вовлекающий в себя людей), и к Выготскому, если говорить о психологии. Суть этой интуиции проста: мышление есть некоторые действия со знаками, в чем-то подобные чувственно-предметным действиям, а в чем-то от них отличающиеся, и если с этим разобраться, то возможен прогресс в мышлении, подобный прогрессу производства, с разделением труда, рутинизацией операций, их машинизацией и т. д. Противостояла она прежде всего той версии сенсуализма, который в то время сохранял влияние под именем Ленинской теории отражения (мышление есть функция сознания, которое отражает материальный мир; и можно смотреть, какие эпициклы накрутил около этого, допустим, Т. Павлов). По какому-то недоразумению это выдавалось за марксизм и марксистский подход.
А мы пришли к схеме (изначально «схема атрибутивного знания»), согласно которой мышление есть движение по 1) замещению чувственно-предметных операций знаковыми (как содержания — формой), 2) движению собстенно в знаковых формах и 3) отнесению результатов этого движения опять-таки к содержанию мышления. Далее это «клеточка» мышления может модифицироваться, разворачиваться в достаточно сложные структуры многослойного замещения и отнесения и т. д. (чем-то это похоже на «фанероскопию» Пирса). И был проведен ряд исследований по поиску так понимаемого мышления на материале текстов известных мыслителей (того же Маркса, классиков естествознания, античных мыслителей и пр.).
2.2 Параллельно разрабатывалась категория самой деятельности, где мы пришли, в частности, к схеме акта деятельности, включающего цель, средства, исходный материал и продукт (схема, в чем-то подобная, например, понятию «деловой процедуры» (business process)). И из таких элементарных актов можно собирать, связывая их кооперацией, весьма сложные конструкции.
Одним из скандальных результатов стало то, что как раз мышление (каким мы его находили в текстах мыслителей) таким образом — через связи кооперации — по ряду причин представить не удавалось, и к семидесятым годам в Кружке сложился такой ситуативный дуализм: «мир как мышление и деятельность». В поисках того, что может связать мышление и деятельность продуктивными в те годы оказались ходы, например, к организации, к коммуникации, к пониманию и рефлексии.
2.3 К началу 1980-х гг. мы пришли к конструкции — и это единственный раз, когда мы вводили неологизмы — мыследеятельности (МД) как полисистемы, в которой представлены три слоя: мыследействования (мД) (то есть умных, целесообразных, нормированных действий), чистого мышления (М; термин прихвачен у вюрцбургских психологов и сохраняет смысл безо́бразности; это также нормированное и формальное движение в чисто знаковых системах) и связывающего их слова мысли-коммуникации (М—К), где также движутся знаки, но не подчиняясь какой-то единой логике, а более свободно, где представлены различные принципиальные позиции, точки зрения, предметные логики, соответствующие той деятельности или тому мышлению, из которых осуществился выход в эти позиции.
2.4 Для структурной или морфологической прорисовки слоев схемы МД у нас нет не времени, ни тематического места, поэтому остановлюсь лишь на рефлексии. Рефлексия, наряду с пониманием, мыслится как процессы, связывающие эти три слоя, эти три «ипостаси» мышления, представленные слоями в схеме. Мы можем задать понятие рефлексии формально-классификационно: как набор переходов из М в М, из М в М и обратно, из мД в М—К и обратно и т. д. и пользуемся этим классификационным понятием как квазитипологией (это не вполне метод идеальных типов), раскладывая по клеточкам такой таблицы то, что известно нам из истории культуры и то, что мы находим в материале своих исследований, которые могут быть вполне эмпирическими. Почему это рефлексия? — потому что все три слоя МД — это мышление (это умное действие, умный диалог и чистое мышление), и в рефлексии так типологически представленное мышление обращается на себя, также типологически представленное.
Рефлексия из М в М — это смена рамок и изменение статуса мыслительных конструкций со средствиального на онтологический и наоборот; из М—К в М — формальная мыслительная фиксация как возникшего содержания, так и способов рассуждения; из М в М—К — превращение объектов мысли в предмет обсуждения и в средства организации коммуникации; из мД в М—К — вынос на обсуждение препятствий в реализации целей деятельности и т. д.
2.5 Так понятая, рефлексия разрабатывается в различных направлениях и различных приложениях. В Твери уместно прежде всего сказать о наиболее разработанном из них, связанным с дидактикой (и здесь, конечно, ход на субъектность), а более конкретно — с лингводидактикой, развиваемой Тверской герменевтической школой. Проф. Г. И. Богин и его последователи приняли радикальный тезис о том, что понимание является организованностью или инобытием рефлексии (мне он на сегодня кажется упрощенным, но это упрощение оказалось плодотворным) и исследовали рефлексию на филологическом и лингводидактическом материале.
Например, при учебной работе с художественными текстами семантизирующее, когнитивное и распредмечивающее понимание связываются с рефлексивными маршрутами между мД и М—К, замкнутыми в М—К и между М—К и М, соответственно. Это 40 лет работы, это корпус из 600 наименований работ, полтора десятка диссертаций и 30 лет Тверских герменевтических конференций, которые опять становятся ежегодными; приходите, выступайте, публикуйтесь в наших сборниках. Тверь — столица рефлексии!
Кроме этого, я должен упомянуть ярчайшего мыслителя В. А. Лефевра, который беззаконной кометой пронесся через Кружок в 1960-е гг., настоял на рефлективной тематике в нашей работе, а затем разрабатывал собственную версию того, что можно назвать фундаментальной психологией или русским вариантом новой феноменологии, правда, в силу обстоятельств уже за рубежом, но у него есть последователи и в России; Н. Г. Алексеева и его учеников, с работами которых я мало пока знаком; и, конечно, И. С. Ладенко, про работы которого тоже сейчас ничего не скажу, но который был очень активен в 1980-е гг. и во многом чьими усилиями в то время столицей рефлексии был Новосибирск.
* * *
Если СМД-методологию рассматривать в контексте мысли Новейшего времени, то мы участвуем в начатой в середине XIX в. работе восстановления полноты человеческого мира, схлопнутой научной революцией XVII—XVIII вв., полноты хотя бы в том объеме, в котором умели видеть мир мыслители Высокой схоластики и Возрождения.
Основная литература
(Прямо или косвенно упоминаемые в выступлении классические философские труды XVII—XIX вв. не включены как общеизвестные.)
- Богин Г. И. Обретение способности понимать: Введение в герменевтику. М.: 2001.
- Дубровский В. Я. Введение в системодеятельностную методологию // Очерки по общей теории деятельности. М.: 2011. С. 6—276.
- Лефевр В. А. Рефлексия. М, 2003.
- Огурцов A. П. Рефлексия // Философская энциклопедия. Т. 4. М. 1967. С. 499—502 [URL : https://dic.academic.ru/dic.nsf/enc_philosophy/1039/%D0%A0%D0%95%D0%A4%D0%9B%D0%95%D0%9A%D0%A1%D0%98%D0%AF].
- Огурцов A. П. Рефлексия // Новая философская энциклопедия. Т. 3. М: 2010. С. 445—450. [URL: https://iphlib.ru/library/collection/newphilenc/document/HASHc974bd5cb7cf4bf458b2c9]
- Щедровицкий Г. П. Мышление. Понимание. Рефлексия. М.: 2005.
- Schmidt R. W. Reflection // New catholic encyclopedia.— 2nd ed. Detroit..., 2002. V. 12. P. 1—4. [URL : https://www.encyclopedia.com/science-and-technology/physics/physics/reflection]